Психика или душа?

Итак, психология изучает психическую, деятельность человека. Ученые предполагают, что первые представления о душе как носителе сознательной жизни и активности человека появились одновременно с первыми наивными религиозными воззрениями. Первобытный человек не умел объяснять явления природы, функции своего тела, не понимал, что с ним происходит. В самом деле, как мог объяснить первобытный человек, что такое смерть, сон, обморок, рождение, боль и многие другие явления, если современная наука во всеоружии знаний, лишь сравнительно недавно получила возможность объяснять их? Беспомощному мышлению первобытного человека приходила на выручку фантазия или умозаключения на основании каких-то случайных признаков. Особенно трудно было нашим предкам объяснять сновидения: с одной стороны, спящий человек лежит неподвижно, о чем могут свидетельствовать окружающие, с другой — в сновидении он иногда совершает дальние путешествия и переживает удивительные приключения. Это противоречие было непосильно для первобытного мышления. Вот тогда-то для разрешения этого противоречия и была выдвинута в качестве своего рода «рабочей гипотезы» фантастическая идея о существовании особого деятельного существа — души. Пока тело спит, полагали наши предки, душа ведет совершенно самостоятельный образ жизни и даже может покидать тело. Когда человек просыпается, душа и тело воссоединяются, причем сновидения, о которых человек вспоминает, проснувшись, не что иное, как воспоминание души о ее странствиях. Фридрих Энгельс писал, что в первобытном обществе люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к такому представлению, что их мышление и ощущение не есть деятельность их тела, а какого-то особого начала — души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти… Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о бессмертии души.
Надо сказать, что для своего времени — не следует забывать, что с тех пор прошло несколько десятков тысяч лет — это была довольно стройная теория, «объяснявшая» целый ряд загадочных для дикаря явлений.
Первобытный человек был последователен и в практических выводах, которые он делал из этой теории. Если ему снилось, что его кто-то обижает, то он, проснувшись, расправлялся с обидчиком. И ныне некоторые племена, стоящие на низших ступенях цивилизации, со всей серьезностью относятся к той «информации», которую получает «душа» во сне. Так, считая, что средство освободиться от дурного влияния состоит в том, чтобы самому себе причинить зло, они особенно внимательны к содержанию сновидений. Одному батаку пригрезилось, что он был взят в плен врагами и подвергнут пытке согласно обычаю. На следующий день он заставил своих друзей привязать его к столбу и просил нанести ему жестокие раны. Другой, который во сне видел свой дом в огне, сам поджег его на следующий день, но не допустил, разумеется, чтобы он сгорел до конца. Третьему приснилось, что его избили. На следующий день он заставил друга нанести ему несколько ударов, чтобы избежать действительного избиения.
Так еще в незапамятные времена сложилось противопоставление: тело — душа. Тело — материально, вещественно. Душа — нематериальна, невещественна. Тело смертно, душа — бессмертна. Тело пассивно, душа, «одухотворяющая» тело, активна, она мыслит, страдает, помнит, действует.
Это понимание души, подвергаясь разнообразным переработкам, отнюдь не затрагивающим его сущности, прошло через многие философские идеалистические системы и различные религии от древних языческих до современных, включая и христианство. Для религии и ее теоретического обоснования — богословия, а также для идеалистической философии, которая еще в средние века удостоилась унизительного прозвища «служанка богословия», по-прежнему незыблемыми оставались «истины», созданные скудным и неразвитым умом первобытного человека, одетого в звериные шкуры и с ужасом и недоумением присматривающегося к тому, что творится с ним и вокруг него.
Каким же образом могли сохраниться эти невежественные и наивные домыслы о невещественной, бессмертной, мыслящей душе, которые старше по возрасту, чем рассказы о земле, стоящей на семи китах, и о звездах как о глазах ангелов? Причин здесь много, но главная в том, что эксплуататорским классам и их верной прислужнице — религии всегда, во все времена — и в эпоху строительства пирамид, и в эпоху сооружения небоскребов — было остро необходимо и безмерно выгодно сохранять и поддерживать легенду о душе. Это давало возможность опекать человека при жизни, «заботясь» о его посмертном существовании, о «спасении» души, грозить, что его душа будет вечно гореть в адском пламени, или сулить ей загробное блаженство.
Одним словом, учение о бессмертной душе давало возможность духовно закабалять человека. Душа издавна являлась исконной вотчиной религии и церкви, и церковников отнюдь не могло радовать то обстоятельство, что в своем поступательном движении естественные науки подошли к одному из последних бастионов веры — к «бессмертной, божественной душе».
Под натиском науки церковь отступила и отказалась от многих своих догм. Ей пришлось признать правоту идей Галилея, Коперника и Джордано Бруно, идей, за следование которым она карала еще недавно огнем и железом. Но можно с уверенностью предсказать, что религия никогда не откажется от догмы бессмертия души, потому что это означало бы ее крушение. В такой же мере ее верные оруженосцы—идеалистическая философия и психология, признающие, что, помимо материального мира, есть самостоятельный и независимый от него духовный мир, которому обязан своей активностью человек, — никогда не смогут примирить эти реакционные взгляды с достижениями науки и будут искать все новые и новые пути и лазейки, чтобы протащить поповщину в науку.
При этом философы-идеалисты упорно выдают отголоски темных первобытные верований, составляющих сущность их теоретических взглядов, за последнее слово науки и философии. А ведь еще в средние века психологи-схоласты были озабочены вопросами о сущности души, о ее качествах, ее бессмертии или смерти. Они вели об этом бесконечные споры и дискуссии. Их интересовали такие, например, «психологические проблемы»: «Сущность души отлична ли от ее существования? Может ли ее сущность пребывать, не имея действительного существования?» Или: «Следует ли сказать согласно с мнением одних, что добродетель есть добро, потому что она имеет внутреннюю доброту, или согласно с мнением других, что она имеет внутреннюю доброту, потому что есть добро?»
Бессмысленно даже пытаться проникнуть в смысл этих пустых словопрений.
Всё это мало чем отличалось от поисков «философского камня», при помощи которого средневековые алхимики мечтали превращать в золото неблагородные металлы, а также весьма сходно с «научными» изысканиями астрологов, выясняющих влияние звезд на судьбу человека. Эти остатки средневековых представлений о сущности души, сохранившиеся кое-где даже до настоящего времени, очень тормозили развитие психологической науки. «Невольно содрогаешься от того, в какую глубокую тьму интеллектуального атавизма погружен целый ряд «общепризнанных» мыслителей нашего века, как бесконечно далек их ум от современности, какие в буквальном смысле слова первобытные дикари в профессорских сюртуках они всем своим умом и мировоззрением. Они plusqu-amperfectum в XX веке. Но другими они и не могли быть. Только люди такого дико-первобытного ума и такого бессознательного атавистического мировоззрения могли быть умственными вождями эпохи международной бойни и народных угнетений. Иметь философию более высокого качества эти люди были не в состоянии»,— так с болью и гневом писал П. Блонский (русский психолог), который уже после Октябрьской революции осознал всю убогость своих прошлых философских взглядов.
В наше время, на фоне успехов физиологии и электрофизиологии мозга, психологии и физиологии высшей нервной деятельности животных, кибернетики, успешно моделирующей мыслительную деятельность человека, и других наук, особенно наивными и жалкими выглядят идеалистические представления о душе, эти пережитки седой древности. Их место рядом с выдумками о домовых, леших и ведьмах, летающих на метле и путешествующих в ступе, или пустыми рассуждениями «умствующих» невежд. Как при этом не вспомнить шутливую реплику А. П. Чехова: «По мнению начитанных гувернанток и ученых губернаторш, душа есть неопределенная объективность психической субстанции».
С успешным развитием материалистической философии и естествознания научные понятия: психика, сознание— вытеснили из психологии и других смежных с ней наук донаучное понятие — «душа». «Ощущение, мысль, сознание есть высший продукт особым образом организованной материи», т. е. мозга. Однако в быту, в разговоре, в пословицах мы до сих пор употребляем слова «душа», «душевный»: «рад душою», «душа болит», «не тяни ты из него душу», «душа из него вон» и т. д. При этом мы, разумеется, не вкладываем в них идеалистического содержания, так же как в слова «ради бога», «господи», «боже мой» не вкладываем религиозный смысл.